Альфия, назначенная дежурной по алфавитному порядку имени, нарисовалась рядом и поставила передо мной большую фаянсовую кружку с кофе.
Кофе был с молоком. Латте, наверное: до кофе по-варшавски вряд ли это негр додумается. Кругозор не тот.
Альфия постояла еще немного рядом, переминаясь с ноги на ногу, и, не утерпев, спросила:
– Жора, ты еще чего-нибудь конкретного хочешь? Или дать меню?
– Тебю-ю-ю? – Я повернулся и делано-удивленно посмотрел на нее снизу вверх, пытаясь схватить ее взгляд. – А знаешь, Аля, это идея! – Тут я взял и ущипнул ее за тугую попку. – Вот только кофе попью.
– Да ну тебя с твоими приколами. Давай кофе пей быстрее и чашку отдавай на мойку, – поторопила красавица.
Она почесала ягодицу, приговаривая:
– Дурак, синяк теперь будет.
– Ты как к мужу обращаешься? – наехал я на нее.
– Знаешь, Жора, мужа я бы в такой ситуации просто убила. Сковородкой.
– Ой, какие мы нежные недотроги. – Я уже смеялся в голос, да и остальные поддержали.
– Ну прям целочка-невредимочка, – развел я руками.
Девки за столом уже катались от смеха.
– Щас как дам больно, – возмущенно махнула Аля у меня над головой подносом.
– Ингеборге, обеспечь порядок среди личного состава младших жен. А то они вот уже безобразия нарушают в общественном месте, – пожаловался я притворно.
Прускайте показала Альфие кулак.
Та фыркнула и пошла на свое место, демонстративно вертя попой, как недовольная кошка хвостом.
Надо сознаться, аппетитная у нее попка, красивей, чем у Насти Кински в лучший ее сезон. Знает же, стервь, чем надо вертеть под носом у мужика в полном расцвете сил. Так бы и погладил, да уже далеко ушла. Не дотянусь.
– Так, – оглядел я снова свой «гарем», – Джамиля, Саида… Тьфу, ты пропасть! – Вздохнул глубоко и продолжил: – То есть: Роза, Татьяна, Ингеборге, Альфия, Анфиса, Ярина, Оксана, Дюлекан, Галина, Екатерина, Сюембюль, Сажи и Наталия. Никого не забыл?
Ответом было вроде бы молчание, но постоянный гул от тихих перешептываний ощущался явно.
– Тогда собрание нашей пионерской дружины имени пионерки-героини Дуни Кулаковой объявляю открытым. Ведущий собрания – пионервожатый Жора.
Шутка юмора про Дуню Кулакову опять не прошла. М-дя, не мужской коллектив.
«Пионерки» отслушали все в пол-уха, лениво дергаясь только на свои имена, и дальше все по новой: бу-бу-бу. Перешептываются, как школьницы на неинтересном уроке.
Ладно, думаю, аудиторию берут не нудными лекциями, а берущими за душу аргументами. Вот такой я каламбурщик. Прикинул к носу, а потом явил свой аспект и поднял атрибут.
– На повестке дня нашего пионерского сбора половой вопрос.
Тут все встрепенулись и даже бубнить перестали.
Ага… Уже интересно? Ну так внимайте.
– Выносится на обсуждение отряда персональное дело пионерок Кончиц Оксаны и Урыльник Ярины.
Сделал паузу.
Слушают уже внимательно. Что же хотели? Классика жанра!
– Итак, дорогие мои, – это уже персонально к Кончиц с Урыльник обращаюсь, – что вы можете доложить родному коллективу о своем проступке? И заодно объяснить, как вы дошли до жизни такой?
Наступила тишина. Тихая такая тишина.
Виновницы торжества глазки в стол попрятали и сидят, как мыши под веником. Будто и не к ним обращаются.
Ну, пошло-поехало, как у Галича: «а как вызвали меня, то сник до робости, и из зала мне кричат: давай подробности!» Не меняется народ от смены политических режимов и изменения экономического уклада. Тем более от простой перемены планеты.
– Ну что молчите? – надавил слегка голосом. – Расскажите всем про вчерашнее. Интересно же народу, зачем его полиция весь вечер вчера трясла и на уши ставила.
– А че рассказывать-то? – ушла в несознанку Урыльник, пряча глаза уже под стол.
Ну прям гимназистка, которая случайно в школьном туалете разбила унитаз, на ковре в кабинете завуча.
Я посмотрел в глаза Ингеборге.
Та ответила понимающим мне взглядом. Вздохнула и попросила:
– А ты с самого начала давай. С того момента, как вы вчера отсюда ушли.
– Да ничего такого и не было. Шли и шли. По сторонам глазели. Потом к нам эти, из крутой тачки пристали. Кататься звали. В ресторан на берегу моря…
Я в это время в упор смотрел на Катю. И напряженно думал: сдаст она хохлушек или не сдаст?
Та поначалу прятала от меня глаза, но потом подняла их и посмотрела с каким-то неясным вызовом.
А я ей взял и подмигнул задорно.
Господи, как мало надо человеку для счастья. Вся аж просияла, как восходящее солнышко, что майским утром разгоняет утренний туман от речки над заливным лугом.
Я искренне улыбнулся в ответ.
Как это приятно – делать человека счастливым, хотя бы на пару секунд.
– А когда мы отказались, то они нас похватали и в машину затолкали, – добавила Оксана.
– Потом привезли в какой-то подвал, отобрали деньги, документы и избили, – заплакала Ярина, утирая глаза рукой, попутно счищая ею тональный крем с синяка. – Ничего не объяснили и сразу бить. По лицу-у-у…
– А что они от вас хотели? – спросила Бисянка.
– А мы знаем? Мы по-ихнему ни бельмеса, – оправдывалась Оксана. – Спросят криком, гыг-гыр-гыр, потом еще что-то крикнут, и по морде кулаком. А за что?! – Она перешла на повышенные визгливые тона. – Потом в подвале сидели, запертые, без сортира. С парашным ведром вонючим. Долго. Потом военные пришли и освободили нас. Вот и все.
– Еще вояки переписали нас, вместе со всеми девчатами, кого оттуда вынули, – добавила Урыльник. – Сказали, что новые айдишки нам выдадут, взамен утраченных. А мы им новые фамилии сказали. Здесь же это можно.